Послание митрополита Киприана троицкому игумену Сергию и игумену Симонова монастыря Федору

23 июня 1378 г. (в сокращении)

  Киприан — болгарин, поставленный в русские митрополиты константинопольским патриархом Филофеем в декабре 1375 года, когда на Руси еще сидел свой митрополит — Алексей. После того как Алексей умер (12 февраля 1378 г.), Киприан в конце 1378 года попытался проникнуть в Москву, вопреки воле великого князя Дмитрия Ивановича. Дмитрий хотел видеть на митрополичьем престоле своего духовного отца и печатника Михаила, поэтому Киприан был изгнан из Северо-Восточной Руси. Успех объединительной политики и антиордынских действий московских князей во многом зависел от поддержки этого курса главой русской церкви, и вполне понятно нежелание князя Дмитрия принимать чужака, который к тому же мог оказаться тайным ставленником литовского великого князя Ягайлы. О выдворении из Москвы неудачливый митрополит и рассказывает своим адресатам — Сергию Радонежскому и Федору, с которыми он познакомился во время своего прошлого приезда на Русь — в 1374 году.

  Впоследствии Киприан не проявил особого мужества и пастырского рвения, бросив Москву накануне нашествия Токтамыша (1382 г.) а скрывшись в Твери. Осенью 1382 года великий князь Дмитрий вторично проявляет свое "нелюбие" по отношению к митрополиту и вновь высылает его из Москвы. Лишь в 1390 году сын Дмитрия Ивановича Василий принял Киприана в столице Северо-Восточной Руси. Митрополит, помня переменчивость своей судьбы и лично убедившись в силе и своенравии московских князей, был готов на всякие компромиссы со светской властью. В 1392 году он официально признал необходимость открытого участия церкви в антиордынской борьбе и согласился вносить часть церковных доходов в счет общерусской ордынской дани, чем облегчил положение московского великого князя, а также обещал выставлять военные отряды русской митрополии под знамена великого князя в случае военных действий против Орды.

  Киприан, божьей милостью митрополит всея Руси — честному, старцу игумену Сергию а игумену Федору и всем, кто заодно с вами. Не укрылось от вас и от всего христианского рода, что случилось со мною то, чего не было ни с одним святителем с самого начала Русской земли. По божьему изволению и избранию святого и великого собора и по благословению и поставлению вселенского патриарха, я был поставлен митрополитом на всю Русскую землю, что известно всему христианскому миру. И нынче чистым сердцем и с добрыми намерениями поехал к великому князю, а он вернул ваших послов, отправленных мне навстречу, и поставил военные заставы с воеводами и приказал им чинить мне зло и убить меня. Но я, больше оберегая его честь и душу, приехал другим путем, надеясь на свое чистосердечие и любовь, которую имел к великому князю, его княгине и его детям. А он приставил ко мне мучителя, проклятого Никифора, и каких только зол я не испытал от него! Хула, брань, насмешки, ограбление, голод! Ночью, раздетого и голодного, он запер меня в тюрьме — и от той холодной ночи я до сих пор страдаю. И после многого зла, причиненного моим слугам, их отправили назад на тощих хилых клячах, без седел, обернутых в лыко, вывели из города ограбленных, не оставили на них ничего, кроме сорочек, сапогов и шапок. Неужели нет никого в Москве, кто хотел бы добра душе великого князя и всей его вотчине? Все ли до одного отступили от истины и пребывают во грехе? Великий князь думает, что все лошади отданы, а не знает того, что от сорока шести коней ни один не остался цел — всех заморили, довели до хромоты, сварили и съели, ездили на них, куда хотели, и до сих пор эти кони гибнут.

  И если миряне боятся князя, ибо у них жены и дети, имения и богатства, и боятся их потерять (как и Спас говорит: "Легче верблюду пройти через игольное ушко, чем богатому — в царство небесное"), но вы, что отреклись от мира и всего, что есть в мире, и живете для одного бога, как вы, видя такое зло, промолчали? Если желаете добра душе великого князя и всей вотчине его, почему вы промолчали? Разорвали бы одежды свои и без страха говорили бы перед царями. Если бы послушали вас — хорошо, а если бы убили вас — вы стали бы святы. Разве не знаете, что людской грех ложится юа князя, а княжеский грех — на людей?..

  И почему у вас на святительском месте стоит чернец в святительской мантии и клобуке, и на нем святительская перемонатка и в руках у него — святительский посох? Где это слыхано, чтобы творилось такое бесчиние и злое дело? Ни в одной книге о подобном зле нет ни слова! Если брат мой преставился, я — святитель вместо него, и митрополия — моя. Он не имел права после себя оставлять наследника. Слыханое дело: до поставления возлагать на кого-то святительские одежды, которых нельзя никому носить, только одним святителям! И кто же смеет стоять на святительском месте? И не боится он божьей казни? Страшно и опасно делать то, что он делает: садится в святом алтаре на горнем месте! Поверьте, братья, что лучше бы ему было не родиться! И если бог терпит и не посылает на него казнь, значит, готовит его к вечной муке. И что клевещут на митрополита, нашего брата, будто благословил его на все эти дела, то есть ложь...

  Да будет вам известно: два с половиной года я нахожусь в сане святителя, а с тех пор, как выехал в Киев, и до сегодняшнего дня, 23 июня, два года и четырнадцать дней. И ни до поставления, ни после я не сказал ни одного дурного слова о великом князе Дмитрии, ни о его княгине, ни о его боярах, ни с кем не заключал союза, чтобы другому больше хотеть добра, чем ему. Ни делом, ни словом, ни помыслом нет у меня вины перед ним. Сильнее молил бога о нем и о его княгине, и о его детях. И любил его от всего сердца и хотел добра ему и всей его вотчине. И если слышал, что кто-то желал ему зла, ненавидел того. А если где приходилось мне служить, ему первому велел петь многая лета и лишь потом иным. И если встречал кого, уведенного в плен из его вотчины, сколько мог, отнимал у поганых и отпускал на волю. В Литве нашел кашинцев, два года просидевших в погребе, и ради великой княгини вызволил их, как сумел, и дал им коней и отпустил их к ее зятю — кашинскому князю. И какую вину нашел за мной великий князь? В чем я перед ним виноват? Или перед его вотчиной? Я ехал к нему, чтобы благословить его и его княгиню, и детей и бояр его, и всю его вотчину и жить с ним в своей митрополии, как и мои братья с его отцом и дедом, великими князьями. А еще хотел одарить его достойными дарами.

  Обвиняет меня в том, что я сначала поехал в Литву — но что дурного я сделал, побывав там? Ничего такого, что постыдился бы рассказать ему. Когда я был в Литве, я многих христиан освободил от тяжкого плена. И многие из неверующих узнали от меня истинного бога и крестились святым крещением и перешли в православную веру. Строил святые церкви, укреплял христианство, давно запустевшие церковные земли вновь присоединил к митрополии всея Руси. Литовский Новый Городок давно отпал от митрополии, и я его и окрестные села вернул под власть митрополита и назначил митрополичью десятину. И в Волынской земле тоже сколько лет стояла владимирская епископия без владыки, запустовала? И я поставил владыку и навел порядок. Также окрестные села Софии киевской попали в руки князей и бояр, и я веду расследование, чтобы после моей смерти было известно, кого бог накажет, а кого оправдает.

  Да будет вам известно, что мой брат Алексей митрополит не мог послать своего владыку в Волынскую или Литовскую землю или вызвать к себе, не мог распорядиться каким-нибудь церковным делом и наставить кого или осудить кого, или наказать виноватого владыку, архимандрита или игумена, или наставить князя и боярина. И по святительскому недосмотру каждый владыка, не боясь, делал, что хотел, а попы и монахи и все христиане жили, как скот без пастуха. А ныне, с божьей помощью, нашими трудами церковное дело поправилось. И за то великий князь должен был меня с радостью принять, ибо это дело — для его же славы. Я тружусь, чтобы утраченные земли вновь присоединить к митрополии, и хочу того, чтобы до скончания века так было, для чести и для величия митрополии, а великий князь мечтает митрополию разделить надвое! Какая княжеская честь прибудет ему от таких планов? И кто это подсказывает ему?

  В чем моя вина перед великим князем? Полагаюсь на бога в том, что князь не найдет во мне ни единой вины. И даже если бы была за мною какая вина, не княжеское дело наказывать святителей. Есть у меня патриарх — глава всем нам, есть великий собор. И князь бы послал туда известия о моих винах, и на соборе бы меня по правилам судили. А то нынче без всякой вины меня обесчестил, ограбил, держал взаперти голодным и раздетым... Заперли меня в клети и приставили сторожей и даже в церковь не пускали. Потом, во второй день, когда уже стемнело, пришли и вывели меня, и я не знал, куда меня ведут — на убийство или на потопление? А что еще позорнее — сторожа, сопровождавшие меня, и проклятый воевода Никифор, были закутаны в одежды моих слуг, ехали на их конях и в их седлах. Да услышат небо, земля и все христиане, что сделали со мной христиане же, как обошлись с патриаршим послом. И бранили патриарха, царя и великий собор. Патриарха обозвали литвином, также и царя, и великий вселенский собор. Всеми силами своими хочу, чтобы злоба улеглась. Бог ведает, как от чистого сердца я любил великого князя Дмитрия и всю жизнь хотел ему добра. Но если такой позор возложили на меня и на мой священный сан, — по благодати, данной мне от святой и живоначальной троицы, по правилам святых отцов и божественных апостолов, все, кто был причастен к моему пленению и заключению, кто подсказал это сделать — да будут отлучены от церкви и лишены моего благословения, Киприана, митрополита всея Руси, и прокляты по правилам святых отцов. А кто покусится эту грамоту сжечь или скрыть — и те тоже.

  А вы, честные старцы и игумены, скорее ответьте мне, что думаете об этом отлучении? А я еду в Царьград искать защиты у бога и святого патриарха и великого собора. Одни надеются на куны и фрязы, а я уповаю на бога и на свою правоту. А писана мною сия грамота месяца июня в 23-й день, в 6886 год, индикта первого. А мне их бесчестие большей честью обернулось во всех землях и в Царьграде.

             

КОММЕНТАРИИ

Перевод А.И. Плигузова, выполнен по изданию: Прохоров Г.М. Повесть о Митяе. Л., 1978, с. 195—201. Предшествующее издание см.: Русская историческая библиотека, издаваемая Археографическою комиссиею. Изд. 2-е. СПб., 1908, т. VI, стб. 173—186.